| Статистика |
|---|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
|
Воскресенье, 02.02.2025, 14:58
Приветствую Вас Гость
Каталог статей
На измене
— Я ему отомщу! – Ершова вытерла слёзы, и с отвращением заглянула в
пустую рюмку. – Щас выпью, и отомщу! Плесни мне двадцать капель. И себе
десять. Ты по синьке дурная.
Я и по трезвому интеллектом никогда
не блистала, если уж на то пошло. А если нет разницы, то зачем себя
ограничивать? Разлила поровну. Выпили, не чокаясь. Закусили салатом из
рукколы. Потому что мы дамы, а не говно какое. Диету соблюдаем.
Мстить
было решено немедля. За Ершову, и за всех обманутых женщин планеты
Земля. Тех женщин, которые вернувшись из командировки, обнаружили в
своём доме с резным палисадом недавнее присутствие посторонних
проституток. Недавнее присутствие посторонних проституток – оно ж бывает
явным и неявным. Неявное – это если ты только месяц спустя находишь под
ванной презерватив, и закатившуюся туда губную помаду Руби Роуз
интенсивно малинового цвета. И тебя начинают терзать смутные сомнения: у
посла медальон, у Шпака магнитофон. А явное присутствие – это явное
присутствие: презерватив ты находишь у себя в кровати, помаду Руби Роуз
на хую у мужа, а саму проститутку – выбривающей линию бикини твоей
бритвой в твоей ванной. Тут, конечно, без двадцати капель не обойтись,
факт.
- Потаскун и свиноёб! – плакала Юлька, вытирая кровавые
потёки с кафеля в ванной. – Ничего святого в человеке не осталось! Ты
только посмотри: моя маска для волос Селектив, двести грамм за пятьдесят
евро – где она? Где? А вот она, вот! Открываем крышечку, и смотрим: что
тут у нас? Масочка за пятьдесят евро? Залупа тут за рубль двадцать! Где
масочка моя, а? С кого теперь спрашивать? Куда ж ты, сука страшная, все
двести граммов дела? У тебя ж волос там отсилы сорок штук было! А я,
главное, ещё как чувствовала: за волосы её таскаю и думаю: «Волосы-то,
волосы-то чисто шёлк! Мяконькие, славные, прям как у меня после масочки
за пятьдесят евро». И тут меня как током ударило, Лида. Я крышечку
открываю, а там нихуя! Аж вылизано всё! Жрала она её что ли? Теперь мы
этого уже никогда не узнаем.
Трупы проститутки и Юлькиного мужа
самоутилизировались в неизвестном направлении после того как Ершова
кинулась на кухню за свиноколом. А ведь до этого лежали тихо, и радовали
Юльку отсутствием пульса и дыхания. Я хорошо понимала подругу. Мой
недавний гражданский муж Миша, на которого я потратила два года жизни и
десять кило живого веса, был так же утилизирован месяц тому назад. И
примерно по такому же поводу. Осуждать Ершову я не имела права.
-
Отомстим, Юля. – Я по-товарищески похлопала Ершову по плечу. – Отомстим,
и унизим его достоинство. Растопчем как личность. Покроем позором его
фамилию!
- То есть, ты считаешь, что фамилию Мундяну можно опозорить
ещё больше? Да она ж сама по себе стыд и срам. – Юлька всхлипнула и
нахмурилась: — А между тем, времени у нас в обрез. Нам нужно погладить
парадные камзолы, начистить праздничные чешки, и нанести лёгкий летний
макияж. Мы же дамы, а не бляди лысые. Мы изысканные леди. У нас есть
достоинство и салат из рукколы. Мы умеем танцевать порочное мамбо с
элементами уникальной хореографии. Это всегда производило впечатление на
самцов. Ты готова превращать мужчин в рабов? А? Я не вижу ваших рук!
Через
два часа мы с Ершовой были готовы превращать в рабов всех подряд.
Натренированным взглядом доминирующих самок. Мы смотрели на мир уверенно
и дерзко. Наш летний макияж был безупречен. Мы скушали бубль-гум со
вкусом тройного ментола, и от этого наши глаза приобрели дополнительный
объём и сексуальную увлажнённость.
Смеркалось. На улице кого-то
били. Вдалеке слышались сирены милицейских машин. Из окна шестого этажа
вылетела и просвистела над нашими головами пивная бутылка. Томный
медведковский вечер распахнул нам навстречу свои объятия и обещал
интересные приключения.
- Сейчас мы поедем в клуб «Коко», — Юлька
загнула на руке палец. – Оттуда рванём в «Улетай», а после «Улетая»
хорошо бы было посетить «Пять пятниц», но мы их не посетим. Потому что в
«Улетае» у нас, как всегда, спиздят кошельки. Поэтому мстить мы будем в
«Улетае». Агрессивно и изысканно. Поднимай паруса, каравелла. Славная
выйдет охота.
Мы презрительно обошли осколки разбитой бутылки,
посчитав ниже своего достоинства кричать в темноту: «Да вы охуели что
ли, дискоболы синие?!», и направились к дороге, с намерением поймать там
такси, которое отвезёт нас в мир неоновых огней и флюидов разврата.
Юлька небрежно вскинула руку, демонстрируя полукилограммовый золотой
браслет, и возле неё немедля остановился чёрный Мерседес, из окон
которого неслась бравая песня «Ю тач май траля-ля».
- Девушки, вам куда? – Спросил кто-то из авто.
- В библиотеку имени Ленина. – Сурово ответила Ершова, и спрятала в карман руку с браслетом.
-
Так нам по пути! – Обрадовался кто-то внутри Мерседеса, и сделал музыку
потише. – Я тоже еду в библиотеку. Хочу почитать Пришвина.
- Лида,
пойдём отсюда. – Юлька твёрдо взяла меня за руку, и потащила в
противоположную сторону. – Запомни раз и навсегда: по ночам на чёрных
Мерседесах ездят только чурки. Мерседес стопудово угнанный, а у чурок
при себе всегда кинжалы и сабли. Нас сначала зарежут, а потом посадят за
угон, как соучастниц. У тебя мужа нет, и у меня с сегодняшнего дня
тоже. Кто нам будет в тюрьму карамельки приносить?
Мерседес дал задний ход, и очень быстро нас догнал.
-
Девушки! – Некто за рулём был настойчив. – Давайте познакомимся и
вместе поедем в библиотеку. Там сегодня можно выпить абсента и
потанцевать под Руки Вверх.
- Точно чурки. – Юлька сильнее сжала мою
руку, и ещё интенсивней поволокла меня по придорожным камням. – Руки
Вверх, ага. «Чёрные глаза, умираю-умираю». А потом Лезгинка, Сулико,
танец с саблями, и кинжалом в печень. Ну их нахуй, от греха.
Дверь
Мерседеса распахнулась, и оттуда вылезла загипсованная нога. А за ногой
вылез мужик. Ничо такой мужик, в принципе. Главное, на чурку не похож. А
то, что он похож на Зюганова в молодости – на фоне мыслей о кинжалах
даже не испугало.
- Девушки, — укоризненно крикнул мужик, и потряс
гипсовой ногой, — я не могу за вами бегать, честное слово. Я инвалид. И
просто хороший человек. Давайте дружить?
Я притормозила. С такой
ногой он нас точно не догонит. Да и сабли, вроде, у него нет. И лицо
доброе. Небось, и про Пришвина не наврал.
- Чо встала? – Прикрикнула
на меня Юлька, взявшая уже солидный разгон. – На кой хуй нам калеки
одноногие? Как я мстить-то буду? Чо мы, здоровых себе не найдём, с
таким-то макияжем и браслетом? Буду я ещё свою сексуальность на мудаков
растрачивать. Ты на его морду глянь: типичная деревенская харя. Поди, к
соседу в огород полез, картохи на вечернее пюре напиздить, и в заячий
капкан наступил. Других вариантов просто нет.
- А Мерседес откуда? – Я больше не разделяла Юлькиной паники. – Откуда у деревенской хари Мерседес?
-
Да кто тебе сказал, что это Мерседес? – Юлька уже врала напропалую. –
Мы с тобой литр на двоих уговорили. А ты, вон, и с бутылки пива
продуктовую тележку из Ашана за Феррари примешь. Не Мерседес это!
Не-Мер-Се-Дес!
А через пять минут мы уже сидели в салоне машины, и показывали водителю Вове кратчайший путь в клуб «Коко».
-
Вот тут налево. – Размахивала браслетом Ершова. – А щас направо
поворачивай. А теперь прямо. А почему тут на доме написано «Южное
Бутово»? Ты куда нас завёз, диггер одноногий? Разворачивай бричку,
нищеброд. Ну нихуя у мужика нету: ни ноги, ни навигатора, ни мозгов.
Позорище.
К четырём часам утра я заподозрила, что Юльке просто
нравится кататься на Мерседесе, и в «Коко» мы сегодня не доедем.
Поэтому, увидев впереди неоновую вывеску «Диско-бар «Деревяшечка»,
заорала:
- Тормози тут! В жопу это «Коко», пойдём тратить твои
наличные в Деревяшечке! Судя по названию, там можно выпить. Вкусно и
много.
- Самогона из опилок много не выпьешь. – Презрительно
высказалась Ершова, и покачала головой: — Стыд один с тобой. Разве ж
изысканных дам может тянуть в заведение с названием Деревяшечка? Там
наверняка дефлопе не подают, и метрдотели недостаточно вышколены. А я
хочу выпить пунша и крюшона.
- Дай ей подсрачника, Вова. – Я уже
открыла дверцу, и обернулась к водителю. – Не видишь: девушке плохо.
Подсрачник и свежий воздух творят чудеса. Через пять минут Юля будет
пить самогон из опилок, и закусывать консервированным шпинатом. Я-то
знаю.
Спустя час Ершова надрывно орала в микрофон: «Шёл я
лесом-камышом, встретил бабу голышом», Вова хлопал в ладоши, весело
стучал в такт гипсовой ногой и костылём, а я танцевала кентачис, зажав
зубами столовый нож. Про крюшон никто и не вспоминал.
- Господа, мы
закрываемся. – Сзади подкрался официант и тревожно воззрился на мой нож.
– Верните прибор на место и заплатите за битую посуду.
Я сплюнула
нож в руку, и воздела над головой, в честь окончания пляски страсти.
Юлька допела свою лебединую песню. У Вовы откололся кусок гипса с пятки.
И все мы посмотрели на официанта.
Работник сферы обслуживания
затрясся и метнулся в сторону. Мы счастливо засмеялись. Ершова
наклонилась к моему уху, и жарко шепнула: «А Вовка ничо такой, да? С
таким и отомстить не зазорно». Я посмотрела на Вовку Юлькиным взглядом, и
согласилась, что он вполне себе ничо. Будь у меня муж-козёл и жажда
отмщения – лучше варианта и не придумать. А что нога в гипсе – так это
ерунда. Не хуй же у него в гипсе, в конце концов.
- Вольдемар, а
поехали к тебе? – Ершова хлопнулась всем весом на пока ещё
незагипсованное второе Вовкино колено, отогнула пальцем ворот его
футболки, заглянула внутрь и добавила: — Но я ещё немножко не готова
теребить твои мохнатые сисеньки. Ты оценил мою честность? Купи мне ещё
шнапсу и сельдерея.
- Чего ей купить? – Вова растерянно посмотрел на меня.
-
Красного вина и огурцов. – Я воткнула нож в столешницу, и хлопнула Вову
по плечу: — А мне купи семечек и кроссворд Тёщин язык. Я на кухне у
тебя посижу, пока вы Пришвина читать будете.
- Какого Пришвина?! — Вова явно хотел возразить, но я уже решительно встала и подняла за руку Ершову:
-
А придётся, Вова. Придётся. Эта женщина тебя просто так не отпустит.
Нужен откуп. И не вздумай оскорблять нас деньгами. Хотя, меня можно и
оскорбить. А Юле нужны мохнатые сисеньки и интеллектуальное чтиво.
Поедемте, гусар.
По пути мы заехали в супермаркет за шнапсом и
сельдереем. Но в магазине Юля вспомнила о том, что она – изысканная
дама, и загрузила тележку белужьей икрой, устрицами, и французским
алкоголем, приговаривая: «А вот нехуй, нехуй на Мерседесах выёбываться.
На Мерседес, значит, бабки есть, а на дефлопе нету? Где у нас тут
дефлопе и как оно, блять, выглядит?»
Вова только крякнул.
- А
может, ну её нахуй эту месть, а? – Тихо спросила меня Юлька, алчно глядя
на котлету денег, из которой наш добрый друг отщипнул одну сотую часть,
и заплатил по километровому кассовому чеку. – Может, мне замуж за него
выйти?
- Ты сначала с предыдущим мужем разведись, скотина жадная. – Я
вспылила. – У самой, вон, и муж, и Вова с икрой. А у меня нихуя и луку
мешок. Я, может, тоже хочу замуж за Вову!
- Ишь ты, замуж за Вову она
собралась! – Завопила Юлька. – Невеста тушоночная! Иди, и сама себе
найди какого-нибудь Вову, а то дохуя вас таких, жадных до чужих мужиков!
-
А кто вообще тебя к Вове в машину посадил, свинья ты старая! – Я
перешла на ультразвук. – Кто орал: «Я туда не сяду, там чурки с
кинжалами, и явственно пахнет потерей анального достоинства»?! Да если б
не я, ты б щас шла домой из «Улетая» без денег, без паспорта, и с
пыльным отпечатком ботинка сорок седьмого размера во всю жопу!
- А
кто машину ловил?! – Ершова засучила рукава, и пододвинулась ко мне
вплотную. – Кто красотой своей Вову ослепил? Из-за кого он вообще
остановился?! На чей златой браслет позарился, а? А?!
- Девчонки, эй… — Слабо подал голос Вова, и тут же пожалел о своей инициативе.
- Пошёл нахуй, говно одноногое! – Заорала Ершова, и пнула Вову по гипсу.
-
Иди в жопу, обрыган лысый! Лезет он тут, блять! Мордой своей козлиной! С
мнениями своими, в хуй никому не тарахтевшими! – Я плюнула в сторону
Вовы, и мы продолжили непринуждённую беседу:
- У меня зарплата шесть
тыщ рублей! Я на пальто кожаное восьмой год коплю! А у тебя три шубы
норковых! А завтра тебе твой мудак и четвёртую купит, чтоб простила! Мне
Вова нужнее!
- Какие три шубы?! Всего одна, и та молью пожратая! И
какое тебе пальто кожаное?! Телогрейка, валенки с галошами и гармонь
трофейная через плечо! И шапка пыжиковая, чтоб в праздники выёбываться!
Пальто ей! Кожаное! Ха!
- Да ты ж сроду с мужиками себя вести не
умела! Один всю мебель в доме пропил, второй блядей домой таскает! Не
умеешь ты мужиков в кулаке держать! Я-то Вову вышколю! У меня рука
тяжёлая! Переебу ему пару раз гантелей промеж бровей, ногу вторую узлом
завяжу, в глаза ему гляну и спрошу: «Что, Вова, блядовал? Кого на
Мерседесе вчера катал, а? Кому устриц покупал и три банки горошка
Бондюэль? Блядям, сука, покупал? Старым лысым блядям?» — и тупым лезвием
ему по яйцам вжик-вжик… Вжик-вжик… Чтоб уважал жену свою, мразь такая!
Вжик-вжик! Вжик-вжик!
- Хо-хо-хо! Лезвием тупым! Да кого ты напугаешь
тупыми лезвиями? Уксусу ему в жопу влить через воронку – и всех делов!
За ноги подвесить, и лить, лить, лить ему в сраку уксус яблочный, и жечь
ему волосы на сиськах мохнатых, пока не расколется, сука, кого в
Мерседесе по ночам катает, пидорас гипсовый!
Я набрала в грудь побольше воздуха, и случайно встретилась взглядом с кассиршей за Юлькиной спиной…
В
третьем классе на уроке литературы нам читали рассказ о партизанах и
фашистах. И показывали агитационные диафильмы: партизаны стреляют в
фашистов, фашисты стреляют в партизан, партизаны добивают фашистов
штыками, и последняя картинка: глаза фашиста, который однозначно
обосрался. Там, в общем-то, даже непонятно что это фашист. Там одни
глаза на весь периметр: огромные, полные животного страха и боли. Эти
глаза потом лет пять мне в кошмарах снились. Поэтому я никогда их ни с
чем не спутаю. И вот сейчас из-за Юлькиного плеча на меня смотрели те
самые глаза. И крепко пахло говном.
- Юля, — я одним взглядом указала на кассиршу, — Юля, заткнись на секунду, и посмотри назад.
Ершова резко обернулась и тут же взвыла:
- А где Вова?!
А
Вовы не было. Кассиршу о Вовином исчезновении можно было не спрашивать.
Судя по её фашистским глазам, она ещё лет пять не сможет говорить.
Поэтому бесполезно было лить ей в жопу уксус, и допытываться о том, куда
делся наш славный парень Вова. Но чутьё мне подсказывало, что делся он
куда-то явно навсегда. Оставив нам на память тележку с деликатесами и
лёгкую грусть последней встречи.
- Нету Вовы. – Резюмировала я, и взялась за тележку. – Да и похуй на Вову, в общем-то. Тут икры килограмм. И устрицы.
-
Да говно те устрицы, Лида. – Ершова тоже вцепилась в тележку, и с
усилием толкнула её вперёд. – Устриц можно жрать только с сентября по
апрель. Это я тебе как дама даме говорю. В мае устриц жрать моветон. Они
слишком жирные, и от них случается понос. А вот горошек, к примеру,
хорош круглый год. Тут, конечно, надо знать, где этот горошек
выращивали…
Стеклянные двери супермаркета разъехались в стороны,
выпуская меня, Ершову, и жирных устриц в утреннюю прохладу, и лёгкий
майский ветер ещё с минуту доносил отзвуки Юлькиного голоса:
- … а
пальто тебе кожаное купим завтра. Мой мудак щас проспится, и приползёт
сегодня к вечеру: в зубах цветы, по карманам бабло рассовано. «Юлечка,
прости, вот тебе денежка, купи колечко». А нахуя ж мне триста сорок
восьмое колечко? Пальто тебе купим кожаное. Воротник чтоб с рыси. И
шляпу обязательно. Потому что без шляпы, Лида, ты не дама, а хуйня…
В Москве наступило утро.
© Мама Стифлера
|
| Категория: ржач | Добавил: НЕМЕЦ (16.08.2011)
|
| Просмотров: 706
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
|
| ПОГОДА |
|---|
 |
|
